Январь 1943 и январь 1944 годов стали для ленинградцев-блокадников знаковыми и счастливыми.
В 1943 году была прорвана блокада, а в 1944 году была блокада полностью снята.
Л.А. Говоров и его штаб приступил к подготовке операции полного снятия блокады вскоре после ее прорыва. После тщательного анализа всей обстановки Верховному главнокомандованию были представлены два варианта боевых действий Ленфронта.
Первый – «Нева-1»: Ленфронт при поддержке Волховского и 2-го Белорусского фронтов, начинает широкомасштабное наступление, в результате которого немецкая группа «Север», во избежание полного разгрома, отводит свои войска от Ленинграда.
Второй – «Нева-2»: Ленфронт при поддержке указанных фронтов, концентрирует направление главного удара на участке самой укрепленной обороны группы «Север» - Пулковские высоты, участок действий 42 армии Ленфронта, с развитием наступления на Красное село, Кингисепп и Псков.
Л.А. Говоров, докладывая летом 1943 года в Ставке, от варианта «Нева-1» отказался, мотивируя отказ опытом Сталинграда: как известно, Гитлер, несмотря на всю безнадежность ситуации, приказал Паулюсу держаться до последнего солдата. Чем это закончилось, знает весь мир. Поэтому отход армий группы «Север» наверняка, не будет санкционирован Гитлером. Таким образом, Говоров отдал предпочтение варианту «Нева-2». В пользу этого варианта были приведены следующие аргументы. Ленфронт создает ощутимое превосходство над группой «Север» по всем родам войск. Прорывая глубоко эшелонированную оборону немцев, Ленфронт создает «котел» для Северо-Петергофской группировки фашистов и вырывается на оперативный простор. Создает ощутимое превосходство, заставляя войска группы «Север» беспорядочно отступать.
Ставка утвердила вариант «Нева-2» с одним весьма существенным дополнением: скрытно перебросить на Ориенбауманский плацдарм 2 ударную армию и начать наступление с этого плацдарма на день раньше 42 армии. Обе армии двигаются навстречу друг другу, обеспечивая полную блокаду Северо-Петергофской группировке немцев. Кроме того, Ставка обязала Волховский фронт провести отвлекающие ложные операции на Мгинском и Чудовском направлениях. На Ориенбауманском плацдарме провести ложное скопление наших войск в районе Котлов, демонстрируя ложное направление главного удара на Котлы-Кингисепп.
После утверждения Ставкой варианта «Нева-2», в войсках началась интенсивная подготовка к операции. По приказу Говорова, топографы Ленфронта создали топокарту масштаба 1:10000 для района противостояния 42 армии на всю глубину немецкой обороны. Всем видам разведок: от ротной до фронтовой, включая авиацию, контрразведку и партизан, было приказано выявлять все виды средств обороны группы «Север» на всю глубину. Все полученные данные наносились на эту топооснову. В результате Ленфронт получил полную исчерпывающую картину средств обороны немцев. На топокарте были отражены все траншеи, проволочные заграждения, пулеметные точки, огневые позиции артиллерии и танков, все аэродромы, блиндажи, землянки, склады, наблюдательные пункты и т.д., т.п.
Говоров определил артиллерию главной ударной силой операции «Нева-2», а поэтому все выявленные огневые точки немцев были конкретно расписаны по всем артполкам: от полкового до армейского. Из поселка Лисий Нос на Ориенбауманский плацдарм скрытно была переброшена 2 ударная армия генерала Федюнинского. Это та самая армия, которую предал Власов, переметнувшись к фашистам. Генерала Федюнинского ленинградцы хорошо узнали по операции «Искра» в январе 1943 г. - прорыв блокады.
Оцени читатель героизм воинов 2 ударной: на плацдарм было скрытно (немцы так и не засекли этот маневр) переброшено 5 стрелковый дивизий, 18 артиллерийских и минометных полков (всего 1323 орудий и минометов), танковая бригада, 2 танковых полка и один полк самоходок, а также большое количество боеприпасов, ГСМ и т.д.
На основных направлениях главного удара 2УА и 42А было создано превосходство над немцами: по пехоте – в 2,7 раза, в артиллерии – в 3,6 раза, по танкам (Красносельское направление) – в 7,5 раза, по самолетам – в 2,9 раза. В исходных направлениях было разминировано порядка 324000 мин. В ночь на 14 января 1944 г. 7 авиаполк нанес сильнейший бомбовый удар (около 250 боевых вылетов) по Беззаботинской артгруппе немцев. Эта группа располагалась в Северо-Петергофском районе и в течение всей блокады обстреливала Ленинград. Кроме того, все артиллерийские части, включая орудия Балтфлота и береговой обороны, нанесли мощнейший удар близ Ленинграда и Новгорода по огневым точкам противника, израсходовав более 100 тысяч снарядов и мин. Утром 14 января после артподготовки, 2УА начала наступление на юго-восток в направлении Ропши. А в 9 часов 20 минут 15 января начала артподготовку 42А. Все «катюши» фронта на 30 минут сыграли увертюру. А потом 2300 орудий и минометов 42А и более 200 орудий Балтфлота и береговой обороны обрушили около 300 тысяч снарядов и мин на семнадцати километровый участок обороны немцев. В паузе между артогнём, 48 штурмовиков ИЛ-2 нанесли удар по первым траншеям перед фронтом 30 стрелкового корпуса. Артиллеристы наносили удары методом «сползания», нанося огонь с первых траншей на глубину от 1,5 до 4,0 километров. В результате такого приема немцы, убежав из первых траншей с начала артподготовки, накрывались огнем в глубине обороны. Несмотря на такую фантастическую массу огня, когда в 11 часов пехота перешла в наступление, она встретила ожесточенное сопротивление противника. К исходу дня 42А удалось продвинуться от 1,5 до 4,5 км, что не позволило ввести в дело танки. Они так и остались на северном склоне Глиняной горки, на которой ныне стоят радары Пулковского аэропорта. Танки вошли в бой 16 января, когда плацдарм прорыва расширили на глубину 8 км. Ну, а 19 января 1944 г. 2Уа и 42А соединились в районе г. Русско-Высоцкое, а 20 января обе армии встретились в районе Ропши. Это означало окончательный «котел» для Петергофско-Стрельнинской группы 18 армии фашистов и полный ее разгром, а для 2УА и 42А образование общего фронта наступления. В «котле» было взято в плен около 1000 немцев, захвачена вся матчасть, в том числе 85 тяжелых орудий, которые обстреливали Ленинград.
Наше наступление стремительно развивалось. Уже 18 января стало не хватать дальности наших орудий, все батареи снялись со своих позиций и бросились догонять пехоту-матушку. Но хорошо сказать – догонять! А как? Ведь единственной тягловой силой для наших орудий были тракторы ЧТЗ на гусеничном ходу и с открытой кабиной. А их крейсерская скорость по приличным дорогам с орудием на крюке аж 5 км/час! А если дороги фронтовые? В связи с этим образовалась, своего рода, ничейная земля между нашими огневыми взводами и передовыми частями пехоты, в которых находились наши разведчики и наш командир дивизиона. «Ничейная земля» была в том смысле, что она уже была освобождена, но там еще никто из наших не обосновался, придорожные леса были не защищены от беглых фрицев, и эти участки непрерывно перемещались. Все это создавало шанс на неприятные (мягко сказано) инциденты с фрицами.
Вот об одном таком случае и пойдет речь. В какой-то день наступления, уйдя уже достаточно далеко от Ленинграда, одному из командиров батарей, находящихся в частях пехоты, понадобились сведения из огневого взвода. Эти данные нельзя было передавать по рации. Комбат связался с командиром своего огневого взвода и приказал ему срочно, нарочным, доставить эти сведения, указав при этом свои координаты. Командир взвода быстро составил необходимое донесение, запечатал его в пакет и вызвал красноармейца Штрассера.
Выбор на Штрассера пал вот почему. Он прибыл в полк с самым последним пополнением, в начале осени 1943 г., когда мы все активно готовились к операции «Нева-2». Сам Штрассер был родом из российской глубинки, ни то еврей, ни то обрусевший немец, никто этим не интересовался. Парень был длиннющий и худущий, черные волосы и такие же глаза, скромный, работящий и сообразительный. Комвзвода рассудил так. Штрассеру пройти несколько километров по «ничейной» земле и найти комбата не составит труда, а если в это время поступит команда «огонь!», то и без Штрассера спокойно справимся. КОВ – командир огневого взвода растолковал нарочному как и где идти, да где найти комбата, передал ему пакет. Штрассер повторил приказ, путь следования, место комбата, а затем завернул пакет в чистую белую тряпочку, из которой он вырезал себе подворотнички, и спрятал пакет на груди, под гимнастеркой. Потом туго подпоясался, вскинул карабин на правое плечо, отдал честь и марш-марш, пошагал по указанной дороге. Сначала дорога шла по открытому полю. Штрассера удивило, что ни впереди, ни сзади, никого из наших не было. Пустынно! Затем дорога втянулась в зрелый хвойный лес, стало темновато и как-то не уютно. Он ускорил шаг и вдруг увидел вдали как из лесу, справа, выходит группа солдат. Штрассер обрадовался поначалу: вот хорошо, будут попутчики. Но когда он, чуть ли не рысью, приблизился к этой группе, то слишком поздно осознал свою непоправимую ошибку. Перегородив дорогу, перед ним стояли немцы, направив на него черные зрачки «шмайсеров»! Их было человек 15. Бежать было уже поздно, да и некуда. Один из фрицев, такой рослый амбал, заорал:
- Рус! Ком, ком!
И призывно замахал рукой.
Делать было нечего, Штрассер подошел. С него сразу же сорвали карабин. Обыскали карманы, в которых кроме куска сухаря, да тряпки вместо носового платка, ничегошеньки не было. Штрассер был не курящим. Немцы дружно заржали, указывая на его обмотки. Одобрительно оценили его ушанку. Затем, один из немцев, с трудом подбирая русские слова, начал допрос.
- Имя? Должность?
- Красноармеец Штрассер.
- Иоде?
- Нет. Я - прибалт. (Вот так сообразил ответить Штрассер)
- Куда идешь?
- Иду к комбату.
- Где он находится?
Штрассер подумал, что он не откроет военной тайны, если назовет истинное расположение командира батареи, ибо, если фрицы задумают туда идти, то их, пятнадцать человек, наши быстро добьют. Штрассер называет поселок.
- Какая твоя часть? Ее номер?
- Часть артиллерийская. А номера я не знаю. Меня только что мобилизовали, перевели в огневой взвод и сразу направили, как пополнение к комбату, вот я и иду туда ни в чем не ориентируюсь. В общем, прикинулся Штрассер полным «лопухом», мало соображающим «салагой». Немцы, поглядев на его еще новенькую, не обтрепанную фронтом обмундировку и обмотки, видать поверили. Не спуская с него «шмайсеров», начали совещаться. Штрассер стоял, ожидая своей участи, быстро соображая:
- Все, хана мне! Фрицы убедились, наверное, что я ни хрена не знаю, действительно новичок на фронте и от меня для них никакого проку. Следовательно, шлепнут сейчас, кто услышит одиночный выстрел. Одна надежда, что они не эсесовцы, а вермахт. Эс-эсы бы не церемонились. И он почувствовал, как меж лопаток, потек холодный пот. Старший у немцев вытащил карту. Что-то пролопотал остальным, те что-то ответили. Ну, а потом («Вот он, настал мой последний час», - подумал Штрассер, но не потерял самообладания), а потом немцы окружили Штрассера и приказали:
- Ком!
И пошли вперед по той дороге, которой до этого шел Штрассер. Пройдя несколько километров, группа остановилась. Старший сверился с картой и вся компания свернула на малообкатанную просеку, ведущую на юг. Просека вывела к железной дороге. Справа виднелось здание станции. Когда подошли ближе, Штрассер на фронтоне прочел: Волосово.
У станции мельтишили фигуры немцев. Левее станции, на приличном от нее расстоянии, стояла железная коробка какого-то пакгауза. Старший что-то скомандовал. Вся группа двинулась к станции, а один из них, пихнув Штрассера в бок стволом «шмайсера», повел его к пакгаузу. Подойдя ближе, они увидели, что от основной дороги к пакгаузу проложены рельсы. Оказалось, что это никакой не пакгауз, а гараж или сарай для ручной дрезины. Поэтому на двери сарая не было замка, и запирался он просто большим болтом. Сама же железная дверь закрывалась как бы автоматически. К верхнему углу двери был приварен трос, перекинутый через блок, он заканчивался увесистой гирей, которая своей тяжестью и закрывала дверь. Втолкнув Штрассера в сарай, немец удалился в сторону станции.
Новоиспеченный узник, оглядев свой каземат, убедился, что из него сбежать невозможно. На боковых стенках было по окошку, но таких узеньких, что в них могла пролезть разве что кошка. Штрассер присел на какой-то ящик и от безысходности своего положения вытащил сухарь и стал его понемногу грызть. А пока день перевалил за свой экватор, но к Штрассеру никто не приходил. Казалось, что прошла вечность, прежде чем он услышал скрип шагов, приближающихся к сараю. И в тот самый момент, когда немец загремел болтом, отпирая сарай, начался обстрел станции Волосово. Немец засуетился, заорал:
- Шнель, шнель, ком!! – и совершил роковую ошибку, объясняемую врожденной немецкой аккуратностью. Он вывел Штрассера из сарая и встал к нему спиной, чтобы запереть сарай. Ну, скажите на милость, на кой черт, при обстреле надо было ему запирать пустой сарай, да еще простым болтом? Штрассера как током ударила мысль:
- Вот тебе шанс!
Он схватил гирю и с размаху ударил ею по затылку немца. Тот свалился как мешок. Тогда Штрассер вырвал у него «шмайсер», мгновенно перескочил через насыпь и помчался стремглав от станции, где продолжалась бомбежка. Побежал к той просеке, по которой они пришли в Волосово.
Ему, выросшему в деревне, заядлому грибнику и ягоднику, было легко сориентироваться в этих лесных тропинках, и он, найдя ту самую просеку, побежал по ней, углубляясь в лес. Затем, перешел на шаг, отдышался и затопал уже спокойно, весь наполненный радостью:
- Убежал! Смог убежать!
Ну, а потом вышел на ту самую дорогу, по которой он шел утром, сообразил куда повернуть, и к исходу дня стоял перед комбатом и докладывал о своей одиссее, вручив командиру пакет и «шмайсер». Комбат сказал ему:
- Молодец! Ты стал настоящим солдатом!
А сам подумал:
- Эх, хлопец, ты не знаешь, что тебя еще ждет, - ибо помнил тезис Сталина: у меня нет пленных, есть только предатели. Пришлось поэтому комбату, написав рапорт, в котором он тщательно изложил рассказ Штрассера (а поверил ему он полностью), и доложил командиру дивизиона, тот в свою очередь – командиру полка. В результате последовал приказ:
- Доставить Штрассера представителю «Смерша»!
«Смерш», полностью «смерть шпионам», структура, которая была организована ведомством Берии уже в ходе войны. Главной задачей «Смерша», судя по названию, была борьба с вражескими шпионами, диверсантами, ракетчиками и т.п. Кроме того, сотрудники этой структуры обязаны были отслеживать настроение личного состава в частях, а также защищать права солдат от неуставных действий отдельных представителей офицерского состава. Представители «Смерша» были в каждой части Красной армии. Они были полностью независимы и не подчинялись командованию части. Сотрудники «Смерша» носили обычную полевую форму с обычными знаками различия, сначала в петлицах, а потом на погонах. Но их звания резко не соответствовали общевойсковым. Так, например, лейтенант «Смерша» соответствовал то ли нашему майору или подполковнику, а сержант – вроде бы лейтенанту. Представитель «Смерша» имел тайных осведомителей во всех подразделениях части, которые регулярно доносили своему шефу обо всем, что происходило в подразделении. Независимость представителей порождала возможность устроить свою карьеру провокационными способами. Опираясь на какое-то мелкое нарушение, такой тип мог раздуть его в шпионскую группу, организацию диверсии и т.п. Поэтому, честное выполнение правильных и необходимых задач, поставленных перед «Смершем», задач, необходимых для пользы общего дела, целиком зависело от личных качеств представителя.
Нашему полку повезло – представителем «Смерша» был честный чекист, который заботился, прежде всего, о деле, свято исповедовавший заветы Дзержинского: иметь чистые руки, горячее сердце и холодный разум, не заботящийся о своей карьере, а думающий о благе солдата.
Осведомителем в нашем дивизионе был Мудрак, солдат отделения вычислителей, командиром которого был я. Мудрак был с Украины, себе на уме, с хитрецой, внешне нескладный, но честный со своими товарищами. Он нам сразу сообщил: кто он есть для «Смерша», и мы до конца войны хранили его тайну, и в то же время использовали Мудрака в ряде случаев.
Так, например, на одной из батарей, в 1943 году, когда ввели погоны, появился молодой офицерик, которому взбрело в голову задать на фронте строевую шагистику, да еще с рукоприкладством. Наш Мудрачок отправился, как обычно с донесением в штаб полка, завернул к своему шефу, и лейтенантика из полка как ветром сдуло.
В 1943 году дивизион, наконец-то, получил пополнение. Среди новобранцев оказалась и девица. У нас и до этого были девушки-связистки, санинструкторы, но эта, новенькая, выделялась настоящей красотой, красотой по всем статьям. Как потом выяснилось, она была дочерью артистов Ленинградской музкомедии. К сожалению, эта девица оказалась настоящей оторвой. Она использовала свои данные для того, чтобы охмурить главного начальника, использовать его положение и доппаек, а попросту, стать его содержанткой. Ну, а по сему, о выполнении своего красноармейского долга и речи, конечно, не было.
Так случилось и у нас в дивизионе. Наш командир (кстати, мой годок) считался лучшим артиллеристом в полку (и по делу), но был весьма падок на женский род. Увидев новенькую, он сразу же и пропал, чему эта девица активно способствовала. Дело дошло до того, что комдив забросил все дивизионные заботы. Этого мы допустить уже не могли. Шепнули Мудраку, тот сходил в штаб полка, и девицу немедленно убрали не только из дивизиона, но из полка.
Итак, Штрассера доставили «Смерш»-овикам. Главным представитель был чем-то занят и поручил первоначальный допрос выполнить молоденькому сержанту НКВД, недавно прибывшему в полк. Этот сержантик оказался из ранних. Помните, как Мюллер в «Семнадцать мгновений весны» отзывался о ________:
- Во, как бодается! Этот будет землю рыть!
Вот такой был и этот сержант. Он сразу же сообразил: какие карьерные дивиденты сулит ему этот эпизод. Дело в том, что в нашем полку за все время блокады, даже в самые экстремальные месяцы 1941 г. не было ни одного случая дизертирства, перебежки к немцам, краж жратвы у товарищей, не было выявлено ни одного шпиона, кроме одного. Так в 1943 г., уже после прорыва блокады, на одной огневой позиции был выявлен немецкий шпион. Этот парень попал в плен в 1941 г., не выдержал бесчеловечного режима концлагеря, который там существовал для советских солдат, сломался и был завербован в школу Абвера. Как ему удалось попасть в полк, в огневой взвод – не знаю. Знаю только одно: такая акция Абвера была просто глупостью. Что мог сделать полезного их агент, будучи рядовым огневого взвода, в котором народу раз-два и обчелся, причем. все солдаты круглосуточно были на виду. Сообщить координаты огневого взвода? Так
они и так были известны немцам по засечкам во время ведения нами огня (так же как и мы знали координаты всех орудий ведших огонь по Ленинграду). Взорвать орудие? Но это было равносильно самоубийству! Может быть, на это и рассчитывали? Ничего этот шпион не смог сделать, был быстро разоблачен и приговорен за предательство Родине к расстрелу. Для приведения приговора к исполнению, близ деревни Купчино был построен весь полк (кроме тех, кто находился на боевом дежурстве) и сам командир полка застрелил предателя. Ну, а этот сержант для себя уже все решил: перед ним, конечно же, немецкий шпион. Всеми ему известными способами старался выбить из Штрассера признание. Но Штрассер твердо стоял на своем и неоднократно повторял все как было, все что он сразу же доложил комбату. Он стоял на своем потому, что говорил правду, а не то, что хотелось сержанту. Сержант, естественно, ему не поверил и доложил своему начальству следующие результаты своих расследований. Штрассер, безусловно, является немецким шпионом. Доказательством этого служат три версии.
а) Штрассера взяв в плен, завербовали и вернули в часть уже своим агентом;
б) Штрассер уже был немецким шпионом. Он под видом плена перешел к немцам, чтобы доложить разведданные;
в) Штрассер самовольно сдался в плен, а там из него сделали шпиона.
Пока сержант проводил свои допросы, его начальник времени не терял. По своим каналам запросил районные отделения НКВД в сфере которого было село, откуда был призван Штрассер. Послал своего представителя на станцию Волосово (она к тому времени уже была освобождена). Затем, проанализировал время выхода Штрассера из огневого взвода, время прихода к комбату и время необходимое для перехода Штрассера до плена, во время плена и время побега и перехода к комбату. Сопоставив все факты, он пришел к неоспоримому выводу: Штрассер говорит правду. Вызвав сержанта, его шеф элементарно доказал ложность и предвзятость его выводов и версий.
а) Штрассера не могли завербовать, так как для этого просто не было никакого времени;
б) Штрассер не мог уже быть шпионом, так как за всю свою жизнь он из своей деревни выехал только однажды, был призван в армию и сразу же попал в полк.
в) Отсюда у Штрассера не было никаких причин и поводов, особенно в 1943 г., переходить добровольно на сторону фашистов.
В заключение шеф устроил выволочку сержанту о недопустимости заранее предвзятых выводов, когда речь идет о судьбе человека.
Ну, а как же быть с судьбой Штрассера?
Он говорит правду! Это факт. Он ни в чем предосудительном не замешан. Более того, сделал все, чтобы немцы не заметили у него пакета, проявил мужество, сбежал из плена, захватив оружие, и прибыл к комбату с правдивым докладом. Его не за что наказывать, не за что отправлять в концлагерь. Но, как же быть с тезисом Сталина? С приказом, гласящим: те, кто побывал хотя бы кратковременно в плену и оказался ни в чем антисоветском не замешан, не могут служить во фронтовых частях? Пришлось нашему начальнику «Смерша», скрипя сердце, отдать такой приказ:
- Штрассера в лагерь не отправлять. Штрассера откомандировать в тыловую часть.
Что и было выполнено.
О дальнейшей судьбе Штрассера нам ничего не известно. А все детали расследования дела Штрассера мы, конечно, узнали от Мудрака.
Вот и вся история.