Навсегда вошли в мою жизнь...

Большая часть прожитых мною лет тесно связана с Дальним Востоком. Начало знакомству с этим краем было положено в поезде "Москва - Благовещенск" летом 1933 года, когда мы, несколько студентов Ленинградского горного института, по договору с трестом "Сахалиннефть" отправились туда на полтора года - то есть на два полевых сезона с зимовкой.

Поздним июльским вечером мы вышли на благовещенский перрон. Кое-как устроившись на базе Дальгеотреста, мы пошли к Амуру. Таинственно мерцали немногочисленные огоньки на китайском берегу. А рядом, в городском парке, раздавалась танцевальная музыка, сквозь зелень проглядывали разноцветные лампочки. На танцплощадке девушки в легких платьях кружились в основном с военными. А наутро, после небольшой прогулки по Благовещенску - городу, где большая часть домов одноэтажные деревянные, с приусадебными садами и огородами, - посадка на заднеколесный пароход "Колумб". Зашлепали по воде плицы, и мы поплыли вниз по течению к устью Амура. Теснины Малого Хингана и Чаятына, широчайшие разливы реки с многочисленными зелеными островами заставили навсегда полюбить эту могучую водную магистраль. И навсегда вошли в мою жизнь встреченные мною в этом краю люди.

Вспоминаю серый туман на рассвете, когда, выйдя на палубу "Колумба", я увидел разгружающиеся баржи. Оказалось, что это начало города Комсомольска-на-Амуре. Не ведал тогда, что пройдут годы - и мои геологические интересы будут тесно переплетены с этим районом.

Западный низменный Сахалин и горная юго-восточная часть этого острова, прилегающая к 50° с.ш. (тогдашняя граница с Японией) были предметом моей геологической съёмки летом 1933 и 1934 годов. "Очерк геологии" второго из этих районов, опубликованный в 1937 г., послужил дипломной работой, высоко оцененной академиком С.И. Мироновым. Нижнее Приамурье с его замечательными озёрами Удыль, Орель и Чля было объектом последующих геологосъёмочных работ. Тогда же я впервые вышел на скалистое побережье Охотского моря. В послевоенные годы этот регион, названный мною Западным Приохотьем, послужил полигоном для широких геологосъемочных и обобщающих работ и отправной вехой докторской диссертации (1956 г.)

Весь этот этап работы на Дальнем Востоке проходил под руководством региональных организаций, входивших то в Главное геологическое управление (1935 г.) при Наркомтяж-проме СССР, то в Министерство геологии СССР (1946 г.) На моих глазах, по прибытии моем во Владивосток в 1936 г., родились управления Приморское и Дальневосточное. На полевые работы в качестве начальника Удской геологосъёмочной партии я отправился из первого, а вернулся осенью того же года уже в Дальневосточное управление (город Хабаровск). Оно помещалось на Краснофлотской улице, а хозяйственные службы и "конный двор" - на Комсомольской. Начальником геологического управления был Александр Антонович Невский, смело выдвигавший молодых геологов на ответственные работы, но одновременно привлекавший опытных специалистов из Ленинграда и Москвы.

В эти годы я не раз бывал в городе Свободном, в тресте "Амурзолото". Главный геолог (если память мне не изменяет, Суражевский) познакомил меня с деятельностью геологов треста. Он же показал мне знаменитую гальку с прииска Октябрьского, хорошо окатанную, размером с куриное яйцо, пронизанную наполовину золотом. Если не ошибаюсь, и сейчас еще не найден коренной источник этого месторождения.

После полевых работ 1937 года на Восточном Сихотэ-Алине, по возвращении в Хабаровск, - неожиданная командировка в Амурскую область. Мне и Е.Я. Шапошникову поручено выбрать место для строительства радиостанции и дать инженерно-геологическую оценку соответствующей территории. Так произошло знакомство с поймами рек Зеи и Амура. Запомнились светло-жёлтые и белёсые обнажения песков с более тёмными глинистыми прослоями, редкая кустарниковая растительность, ещё далеко не освоенные сельским хозяйством земли.

В послевоенные годы, в связи с составлением листов Государственной геологической карты масштаба 1: 1 000 000 ("Нижнее Приамурье", "Шантарские острова", "Хабаровский" и др.), у меня были тесные связи с Амурской геологоразведочной экспедицией и Амурским РайГРУ, которые после неоднократных усилий по созданию собственной организации Амурской области, подчинённой непосредственно Москве, получили автономию.

В разные годы моей работы на Дальнем Востоке и ВСЕГЕИ мне приходилось общаться со многими геологами, внёсшими заметный вклад в изучение этого региона. Всегда с огромным уважением относился к Африкану Николаевичу Криштофовичу. Этот крупнейший учёный-палеоботаник, родившийся в селе Криштоповка на юге Украины, не должен быть забыт дальневосточными геологами. Невысокий, плотный, слегка полноватый, он привлекал нас, молодых геологов, своей доброжелательностью. Он содействовал продвижению моих первых, ещё робких научных исследований, не раз приглашал на защиты диссертаций в университет и горный институт.

В ставшем классическим "Геологическом обзоре стран Дальнего Востока", написанном в труднейших условиях репрессий 30-х годов, Африкан Николаевич рассказал о своих работах в 1914 году по стратиграфии мела и кайнозоя в Амуро-Буреинском районе, а также в урочище Курпикан на Амуре, против станицы Иннокентьевская. В том же году он, будучи адъюнкт-геологом Геолкома, из своей командировки привёз обломок большой берцовой кости гигантского динозавра. Подробное описание этого динозавра опубликовал в 1930 году А.Н. Рябинин. В своей известной работе 1932 года А.Н. Криштофович привёл фотографию "Горящих гор" - на Амуре, у Кумаринского кривуна, где пласты угля, по китайским источникам, горели уже около 300 лет. Широко известны и его исследования на о. Сахалин в 1917-1929 гг. В эти годы и позднее он обрабатывал многочисленные сборы флоры, полученные из разных районов Восточной Азии, в том числе и из Японии.

Я обратил внимание, что в упомянутой выше книге, изданной в 1932 г., имеется любопытное указание, что в Китае в книге Чу-Си, написанной в 1200 г. н. э., есть такая фраза: "В высоких горах мы видим раковины. Они встречаются в скалах, которые были когда-то почвами, а эти раковины жили в воде. Низкие места поднялись, и мягкий ил обратился в твёрдые породы".

Помогая Африкану Николаевичу, я составлял для "Геологической карты СССР" фрагменты, относящиеся к Дальнему Востоку. Позднее, занимаясь тектонической систематикой, я получал от него консультации по греческим и латинским терминам. А.Н. Криштофович был и крупным лингвистом. Умиляли меня его рассказы о детстве, проведённом в Одессе, когда домашние называли его "мадагаскарчик". С.А. Музылёв разыскал юношескую фотографию, на которой рукой Африкана Николаевича было написано: "РеНх, ^и^ роШг! гегит содпозеге саш15" - "Счастлив, кто может понять суть вещей".

Во ВСЕГЕИ в довоенные годы сложилась сильная группа геологов, связанных с Дальним Востоком, центральными фигурами были Я.С. Эделыптейн и А.Н. Криштофович.

Как и другие дальневосточные геологи, я широко пользовался книгой Эдуарда Эдуардовича Анерта "Богатства недр Дальнего Востока" (1928). О его сложной, во многом трагической судьбе подробно написал Е.А. Кириллов (1993 г.) - сын близкого мне геолога Аркадия Андриановича Кириллова. По мнению С.А. Музылёва, другой известный исследователь Приамурья - Андрей Максимильянович Смирнов - под влиянием Э.Э. Анерта очутился в Харбине и, при первой возможности, благодаря содействию Е.А. Радкевич, вернулся на родину, успешно работал в Дальневосточном геологическом институте. В 1958 г. мы совместно с А.М. Смирновым в "Докладах АН СССР" впервые обобщили данные по геологии Приамурья, без деления на советскую и китайскую территории. В 90-е годы эти исследования были продолжены объединёнными усилиями Амургеолкома, ВСЕГЕИ и Управления геологии и полезных ископаемых провинции Хэйлунцзян (г. Харбин). Созданная коллективными усилиями геологов России и Китая "Геологическая карта Приамурья и сопредельных территорий" масштаба 1:2 500 000 с объяснительной запиской на русском, китайском и английском языках успешно демонстрировалась на XXX сессии Международного геологического конгресса в Пекине в августе 1996 года.

Возвращаясь к А.М. Смирнову, следует напомнить о его плодотворной деятельности по геологии докембрия на Востоке Азии. Я встречал его, нагруженного тяжёлым рюкзаком, в Хабаровске и Благовещенске. Полевые работы в Приморье, Приамурье, на Сахалине и Камчатке завершились в 1976 году успешной защитой докторской диссертации на тему "Докембрий Северо-Западного Тихоокеанского подвижного пояса". Последняя его работа, опубликованная год спустя после смерти автора, была посвящена металлогении Тихоокеанского докембрия. В ней подчёркивалось значение процессов активизации древних платформ.

Не хотелось, чтобы забылось имя другого геолога, проводившего исследования золотоносности западной части Амурской области в первой четверти XX столетия, - Якова Антоновича Макерова (1860-1940 гг.). Я встречался с ним перед войной в Хабаровске и был поражён его памятью о геологических и поисковых исследованиях в начале 20-х годов, когда он детально описывал месторождение Золотая Гора и минеральный источник Кульдур. Небольшая сгорбленная фигура Якова Антоновича, его морщинистое бронзово-коричневое лицо с тёмными добрыми глазами навсегда остались у меня в памяти.

Прямое отношение к Приамурью, Приморью и Восточному Забайкалью имел мой старший товарищ Сергей Алексеевич Музылёв, посвятивший многие годы изучению этого региона. Малый Хинган в 30-е годы к моменту начала его работ представлял белое пятно. Единичные маршруты Н.П. Аносова и СВ. Константинова не дали сколько-нибудь стройной картины его геологического строения. Сергеем Алексеевичем была впервые создана схема позднепротерозойских-раннекембрийских отложений, ставшая базовой для геологического картирования этой горной системы. С его участием были открыты месторождения железа, магнезита и доломита.

Сын С.А. Музылёва, Владислав Сергеевич, недавно передал мне пожелтевшие листки одной из дальневосточных газет, где вслед за описанием героизма челюскинцев помещена такая заметка:

"Их было шестеро. Они бродили в дремучей тайге, по хребтам и долинам Хингана. За плечами были котомки, наполненные каменьями. Шестеро искали железную руду. Крупнейший профессор-геолог объявил поиски железа на Хингане глупостью и бесполезной тратой времени и средств, а молодой учёный Музылёв, начальник шестерых, взялся разыскать железо.

Когда все ложились спать, он оставался долго у костра с тетрадью, картой и тригонометрической линейкой. "Пойдите на эту реку и там найдёте ", - говорил Музылёв своим помощникам. Они шли и находили железную руду. За четыре месяца, оторванные от дорог и селений, шестеро прошли все леса, хребты, долины и реки Северного Хингана.

Когда стали замерзать реки, Музылёв собрал своих помощников и показал окончательные контуры обследованного района. Задача была решена. Приказ партии и правительства - найти железную руду был выполнен. Музылёвская партия открыла богатейшие железные руды, которые на 40 километров от станции Кимкан тянутся по направлению к Бурее. Железо для будущего металлургического гиганта на Дальнем Востоке было не только найдено, но и приближено к углю. Из хинганской тайги разведчики железа вышли совершенно голыми и босыми. Музылёвцы тоже не считали себя героями, они сделали то, что могли, то, что должны были сделать по приказу партии".

Сейчас забавно читать эти насыщенные пафосом строки, но в целом в них справедливо оценивается роль Сергея Алексеевича в открытии месторождения.

Неизгладимый след оставил С. А. Музылёв в познании геологии Зее-Буреинской равнины. Старые дальневосточники вспоминали многодневные велосипедные рейды этого геолога, завершившиеся созданием ставшей классической схемы стратиграфии верхнемеловых кайнозойских отложений.

Особенной любовью Сергея Алексеевича были геологические карты. Ему не было равных в строгой и в то же время изящной их рисовке. Хорошо известно его активное руководство отделом сводных карт ВСЕГЕИ, а также издание методических руководств по геологическому картированию. Это был замечательный учёный, впитавший лучшие традиции Российского геологического комитета, сердечный и приветливый человек.

О геоморфологе Юрии Фёдоровиче Чемекове, известном исследователе Амуро-Зейской равнины и авторе "Геоморфологической карты Приамурья", также можно рассказать много хорошего. В очерке о нашем с ним путешествии на Тугурский полуостров в 1947 г. он так нарисовал свой, немного ироничный, портрет:

"Разрешите представиться: я - Юрий Фёдорович Чемеков, аспирант, геолог и географ-геоморфолог. К Тугурскому полуострову меня привёл недолгий и одновременно нелёгкий путь: университет, работа в геологических экспедициях и партиях Дальневосточного геологического управления, участие в войне с Японией, демобилизация и возвращение к мирному труду. На мне ещё военная форма, но уже без знаков различия. Чтобы казаться более солидным, ношу рыжие усы и какого-то неопределённого цвета бороду. Для того лее на людях с видом бывалого таёжного волка покуриваю трубку с головой Мефистофеля, а в тайге кручу козьи ножки с махоркой. Говорят, что очки и лысина, размером уже 9 на 12 сантиметров, придают мне учёный вид".
("Путешествия и приключения", вып. 10, 1982).

Этот полуостров разделён на две части низменным перешейком Сегнеко: на западе от него Тугурский залив, а на востоке - залив Константина. Переволакивание лодки на катках из обструганных стволов - один из наших с Юрием Фёдоровичем таёжных эпизодов. Эвенки широко пользовались этим переволоком Ыркыт, как они его назвали. Он открывал путь к скоплениям нерпы и сивуча на отмелях и косах залива Константина.

Пионерные экспедиционные исследования с Юрием Фёдоровичем и другим крупным геоморфологом - Георгием Сергеевичем Ганешиным - я проводил в Западном Приохотье. В результате возникла новая картина геологического строения и истории развития рельефа, опубликованная в ряде монографий. Георгий Сергеевич был одновременно и талантливым художником. Он во время маршрута при каждом удобном случае вытаскивал из рюкзака альбом, кисти и краски и делал акварельные наброски, запечатлевая красоты Шантарских островов и материковых гор.

Рано ушли из жизни мои близкие друзья - одарённые геологи Николай Андреевич Беляевский и Мирон Ильич Ициксон, первооткрыватель оловянных месторождений Малого Хингана и Урмийского района. С ними были опубликованы совместные статьи по тектонике и металлогении Дальнего Востока. Мирон Ильич создал блестящее, пионерное по глубине заложенных идей, обобщение - "Металлогеническая зональность Тихоокеанского сегмента Земли".

Существенно моложе меня был мой близкий товарищ по "бамовским" годам Ефим Борисович Бельтенев. В войну он был отважным снайпером, а в последующем - неутомимым полевым геологом. К этому следует добавить, что Ефим Борисович был страстным рыболовом, хотя, к общему удивлению, не употреблял в пищу результаты успешного улова.

Получив прочную "геологическую закалку" в Ленинградском горном институте, Е.Б. Бельтенев работал на Дальнем Востоке, с которым был связан до самого конца своей жизни, оборвавшейся так неожиданно и печально для всех знавших и любивших его.

Будучи выдающимся геологом-съёмщиком, он закартировал значительные районы Среднего Приамурья. Составленные им карты не потеряли своего значения до наших дней. Важным этапом его геологической деятельности было требовательное руководство Геологосъёмочной экспедицией (г. Хабаровск). Одновременно, с завидным трудолюбием, он составил сводную геологическую карту восточной части Приамурья, анализ и синтез которой дал ему возможность обосновать новыми данными геологическое строение и историю геологического развития обширной области мезозоид Востока СССР. Свои глубокие и разносторонние познания в геологии он применил при составлении структурно-формационной карты Тихоокеанского подвижного пояса.

В последние годы при деятельном участии Е.Б. Бельтенева были составлены геологическая и прогнозно-металлогеническая карты региона Байкало-Амурской магистрали. За первую из них он, в числе других редакторов, получил (посмертно) серебряную медаль ВДНХ. Следует подчеркнуть, что Е.Б. Бельтенев активно способствовал выбору наиболее актуальных направлений научных исследований в зоне влияния БАМ и путей создания в сжатые сроки минерально-сырьевой базы Приамурья. Особо важно было его непосредственное участие в планировании геологосъёмочных и поисковых работ, в том числе и в Амурской области. На рабочем совещании в г. Зее в мае 1979 года, проведённом Е.Б. Бельтеневым, бьша выработана долгосрочная программа геолого-геофизического изучения центрального сектора региона БАМ.

Возвращаясь из тяжёлых маршрутов (в бассейне реки Уды), я горными тропами, вместе с проводником-эвенком и его связками оленей, "сваливался" с южных покатей хребта Джагды в посёлки Токур или Харгу, обросший, оборванный, голодный, - и попадал в гостеприимные дома приисковых геологов В.Г. Моисеенко или Ф.В. Кретова.

В Харге меня познакомили с молодой женщиной геологом, тоненькой и с бледным лицом. Год назад с ней произошло необычайное, по сути трагическое происшествие, к счастью закончившееся благополучно. При описании стенок глубокого шурфа она оказалась завалена глыбами горных пород. Её отсутствия хватились лишь на следующее утро. Возле шурфа нашли косынку. Осторожно стали вытаскивать глыбы и обломки пород. Когда, наконец, ее раскопали, она была без сознания: сидела на дне шурфа, опираясь на молоток. Будучи хрупкого сложения, она далее не пыталась выбраться из-под завала. Окажись на ее месте сильный, энергичный мужчина - он, делая такие попытки, неминуемо погиб бы.

С начала 70-х годов настойчиво внедрялось в общественное сознание, что одного Транссиба мало. Надо строить к северу параллельный железнодорожный путь: через Иркутскую, Читинскую и Амурскую области и Хабаровский край проложить дорогу, открывающую доступ к крупным минеральным и лесным ресурсам. Имелось в виду и стратегическое значение этой дороги. Сейчас у многих геологов, связанных со строительством Байкало-Амурской магистрали, осталось от тех лет в памяти ощущение причастности к огромному и нужному для страны делу.

Благовещенск, Чульман, Улан-Удэ, Комсомольск-на-Амуре - города, где по-деловому обсуждались текущие и долгосрочные проекты геологоразведочных работ в районах, тяготеющих к БАМу. Министры геологии СССР и России Александр Васильевич Сидоренко, а затем Евгений Александрович Козловский, а также Лев Иванович Ровнин и его заместитель Фёдор Мефодьевич Морозов живо интересовались и по возможности участвовали в работе Совета по координации научно-исследовательских и тематических работ в районе Байкало-Амурской магистрали. Этот Совет, вошедший в историю как "Совет КНИР БАМ", возглавляемый все эти годы мной, создал Атлас карт геологического содержания, двухтомную монографию и несколько тематических сборников. Всеми этими материалами широко пользуются и в наши дни. Одновременно в тесном содружестве с упомянутым Советом работали: Секция геологоразведочных работ в районе БАМа под председательством В.А. Евстрахина и Совет по научным исследованиям на БАМе Академии наук СССР (председатель академик А.Г. Аганбегян). Активное участие в руководимом мною Совете принимали В.Г. Моисеенко, А.С. Вольский, Е.Б. Бельтенев, Б.В. Любимов, Ю.И. Бакулин и многие другие.

К сожалению, магистраль до сих пор далеко не востребована. Зловещей тенью продолжает маячить Северо-Муйский тоннель. Для того, чтобы спроектировать уникальное сооружение длиной 15,3 км, требовалась квалифицированнейшая экспертиза специалистов по инженерной геологии, гидрогеологии, сейсмологии, основательные геофизический и буровые работы. Мы до сих пор не знаем фамилий злополучных торопыг-проектировщиков Северо-Муйского тоннеля. Строительство тоннелей, в частности Северо-Муйского, показало, что трасса БАМ была выбрана неудачно, во всяком случае на участке Северо-Муйского перевала, без достаточной инженерно-геологической разведки. Однако нельзя отбрасывать огромный опыт, накопленный при изучении суровых природных особенностей региона, охватывающего значительную часть Восточной Сибири и Дальнего Востока. Этот опыт должен тщательно изучаться и использоваться при строительстве автомобильных и железных дорог и при любом промышленном и гражданском строительстве. БАМ с его удачами и неудачами, как пионерная стройка в районах вечной мерзлоты, повышенной сейсмичности и опасности схождения селей, был и остаётся плацдармом, откуда будет продолжаться наступление на север Иркутской и Амурской областей, а также в Якутию и Магаданскую область.

Геологи твердо уверены, что вторая Сибирская магистраль, при надлежащем внимании со стороны Правительства России и добывающих минеральное сырьё министерств, в недалёкие годы станет постепенно возвращать народному хозяйству страны крупные затраты, произведённые на её строительство.

Сейчас уже мало кто помнит, что I Межведомственное стратиграфическое совещание по Дальнему Востоку было проведено более 40 лет назад в Хабаровске. Геологи Хабаровского и Приморского краёв и Амурской области подвели итоги историко-геологического изучения региона и надолго определили направления биостратиграфического изучения всех систем - от раннего докембрия до кайнозоя, что обеспечило успех геологосъёмочных работ.

В том совещании участвовали ушедшие уже от нас известные палеонтологи: Е.А. Модзалевская (мшанки среднего палеозоя), М.И. Соснина (фораминиферы позднего палеозоя), Л.Д. Кипарисова (пелициоподы, гастроподы и аммониты триаса), Т.Н. Байковская (флора мезозоя и кайнозоя). Из известных геологов присутствовали Г.П. Воларович, В.Н. Верещагин, И.И. Берсенев, В.В. Онихимовский, М.Г. Золотое, В.А. Ярмолюк, Н.П. Саврасов, Г. М. Власов, Ю.К. Дзеванов-ский, М.С. Нагибина и др. Впервые участвовали стратиграфы Китая и Северной Кореи.

В дальнейшем, в 1965 и 1978 г.г. во Владивостоке и в 1990 г. опять в Хабаровске, проходили II, III и IV стратиграфические совещания по Дальнему Востоку. Автор этих строк, являясь председателем оргкомитета всех этих совещаний, был свидетелем тому, как общими усилиями, в острых дискуссиях вырабатывались унифицированные и рабочие стратиграфические схемы, увязанные с палеографическим и палеоктоническим районированием. Отрадно заметить, что уточнение возрастной последовательности соответствующих толщ содействовало созданию карт геологического содержания, как мелкомасштабных (1:2 500 000 - 1:1 000 000), так и средне- и крупномасштабных (1:500 000, 1:200 000 и 1: 50 000).

Итак, почти семь десятилетий автор находится в тесном общении с людьми и природой Дальнего Востока. Многие близкие друзья покинули этот мир, и о некоторых я постарался напомнить нынешнему поколению геологов. Ещё остались во Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске связанные со мной общим нашим делом товарищи. Часть из них переехала в Москву (Виктор Андреевич Ярмолюк, Вениамин Андреевич Евстрахин) и Санкт-Петербург (Александр Сергеевич Вольский). Надеюсь, что все они прочтут эти записки и простят меня, если в них вкрались неточности.

Одновременно в душе прочно поселилось очарование великолепными и разнообразными ландшафтами Приамурья, Сихотэ-Алиня, Западного Приохотья. Много раз, не отрываясь от окна самолёта, я всматривался в очертания долин Амура, Зеи, Бурей, Амгуни с островами, песчаными косами, тальниковыми за рослями. А от устья Амура на северо-запад взгляд наблюдателя был прикован к скалистым островам Шантарского архипелага и к отдельно стоящим останцам - кекурам. Последние, как это уже детально просматривалось при лодочных маршрутах, выступали то острыми иглами, то мрачными столбами, то фантастическими животными. Я не могу забыть и картины, возникающие при достижении вершин горных хребтов, - гигантское нагорье Становика, альпийски рассечённые горы Джагды, а также море тайги, расстилающееся у подножья сопок Сихотэ-Алиня.

г. Санкт-Петербург
Январь 2000 г.