ДИАЛЕКТИКА ФАШИЗМА
Ситуация, которая сложилась сегодня в Украине, и не только «на востоке», для меня начиналась, как и у всех - с дикого политехнического психоза и ажиотажа. Усиленной поляризации и стокгольмского синдрома всего народа, очутившегося неожиданно под дулом воображаемого пистолета, торчащего из украинских телевизоров.
Время от времени в офис нашей конторы стали вбегать странные взъерошенные мессии, и вопрошать, мол, почему мы сидим тут и не идём на борьбу с фашизмом, когда все уже там? Будучи человеком неравнодушным (но в тоже время осмотрительным по возможности), я никак не мог понять, с чьим именно фашизмом нам надо бороться, потому, как настоящий фашизм я давно вижу в действиях местного ЖЕКа. Я вижу фашизм больше во внутрисоциальной политике любого современного государства, расслоившегося на касты собственников и стравливающего пар в разные «измы», чем в искусственно нагнетаемых иллюзиях. И главное во имя чего бороться?
Если, как утверждают, право частной собственности вечно (или, скорее всего, вечен Животный Инстинкт Собственности как первобытного образа добычи) то значит и фашизм - это всего лишь слово. Это яркое эмоциональное слово - обозначение банальных эгоистических корпоративных преступлений агрессивных групп обывателей, против своих неорганизованных собратьев. Таких же обывателей. Кто-нибудь слышал о фашизме кроманьонцев над неандертальцами? И я нет. А он был.
Фашизм вечен, как и борьба с ним. Цвет флажков, символика и пафос произносимых слов совершенно не важны для фашизма собственников. А вечность победить невозможно. Её можно только созерцать. И регулировать. По возможности. Культурой. Воспитанием. Идеи создаются для жизни, а не наоборот.
Хорошо когда идеи создаются теми же, кто ими и пользуется, и плохо когда эти идеи скармливают тебе в детском возрасте, в виде гуманитарных пилюль, иллюзий, только для того чтобы уметь просчитывать тебя, наперёд. Но иногда, в истории всё диалектически переворачивается. И людям уже надо жизнь отдавать за идеи. Как в христианстве. Пока же ни идей, ни способностей жертвовать собой во имя оных, ещё не наблюдается, хоть вечность уже стучит в гниющие двери мировой частной маршрутки.
КТО СКАЗАЛ, ЧТО БУДЕТ ЛЕГКО?
Допустим, было ли легко вольнодумцам Древнего Рима, которых методично, по римским законам распинали вдоль дорог на крестах, и которые своими безымянными жертвоприношениями, дали, наконец, определённой части человечества, христианский образ будущего? Они ведь дали не религию (как принято считать), не опиум для народа, в который превращается любая массовая идеология - анестезия, а новую христианскую формулу сознания и принципа общественного обмена. Где все пред Богом равны, и значит нет катастрофического уровня спекуляции, как приницпа существования. А значит и шансов бытия человечества дальше... Это ведь о них писалось «смертью смерть поправ»... Разве им было легче? Было ли легко т.с. буржуазным вольнодумцам-гуманистам на кострах средневековой инквизиции? Это ведь они торили дорогу свободному либеральному миру для нынешних глобальных предпринимателей, сквозь растлившийся мировой алчный католицизм. Пришло время, и уже сам этот либеральный мир, также завравшийся и растлившийся, со своими благостными теориями свободы и общечеловеческих ценностей, находится сегодня в цивилизационном тупике.
Цивилизации как гидры произрастают сами из себя, развиваются, паразитируя на разложении старых, и начиная доминировать, постепенно превращаются в навоз сами, давая возможность зарождаться иному. Стареют люди, стареют общества, стареют идеи и цивилизации. Хотя усиленно хорохорятся и молодятся, на официальных саммитах и брифингах, мажут румяна и истерически веселятся в создаваемом ими геополитическом цирке. Много я бы отдал чтобы, услышать что они говорят у себя на кухнях...
Скорее всего, тоже самое, что и все.
Иногда, мне кажется, что сгоравшие на кострах еретики, были счастливее, чем мы: у них хотя бы не было проблем с самоактуализацией. Плюнул в лицо инквизитору и всё, самореализовался. Не страшно, что сожгут: какой никакой, но Бог, как образ объективной трансцендентной реальности - в сознании миллионов. А значит Он Есть!..
А вот наша эпоха, казалось бы больших технических достижений и наук, глубоких проникновений в тайны природы и скрытых планетарных геополитических междусобойчиков, колоссальных энергетических и финансовых потоков - на самом деле, эпоха великого банального одиночества. В толпе. Она не оставляет никакого шанса, чтобы не быть растиражированным и утилизированным. Бейся головой о пустоту, и пустота проникнет в тебя. Сходи постмодернистски с ума, как тебе удобно. Время такое. Никто ни в чем не виноват, и на всех тяжесть какого-то странного невидимого убийства.
ПРОДОЛЖЕНИЕ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ
Вернёмся на огород, где шла наша «классовая борьба» с братом Сашко.
Трибуны ревели, а я лежал на спине, и судорожно сучил ногами, делая слабые попытки освободить горло, и закричать, но которое Сашик, мой братец, давил безжалостно, всё сильнее и сильнее. Мне показалось, что я уже просто теряю сознание. Да нет, я почти что умираю.
Время тянулось как в кошмаре.
- Андрей, прекрати!...- неожиданно до меня, как из тумана дошёл крик. Это был родной голос, полный отчаянья и боли. Я ещё мог различить его отчетливо, из всеобщего гула. Это был крик моей матери. Она взывала к своему мужу и моему отцу. Она совершенно не понимала, что происходит. Я вдруг осознал, что только она, единственный мне родной человек, увидела, что на самом деле происходит. Я понимал, что я проигрываю в этом поединке тщеславия, этой семейке спекулянтов, которую она не любила. А отец, снедаемый злобой и своими комплексами жаждал реванша. Но я проигрывал. Я проигрывал этому сытому представителю барыг, и вместе со мной, слабым и беспомощным сыном проигрывала и она, моя мама. Слабая и беззащитная женщина. Она пыталась спасти своего такого же слабого и беззащитного сына.
Господи, ну почему я такой слабый!!!? - думал я.
Душение и моё слабое сопротивление продолжалось уже как во сне. Теперь оно стало необычно тихим. Таким тихим, что я отчетливо услышал спокойный оправдывающийся голос отца:
- Ну что же вы хотели!.. Я вон сразу двоих кормлю, а вы только одного.
Истины, или то, что ими представляется и которые мы постигаем в минуты аффекта, тем более в детстве, ложатся в основу нашего характера. Отца я боялся и уважал. Но мой мозг отказывался верить в такую пошлость. Неужели всё дело в кормёжке! Оказывается нас кормят для того, чтобы потом мы душили друг друга на потеху, в простой и милой детской забаве!
Неужели это и есть правда жизни?
Я понял, что это всё. Я проиграл как слабое и непрактичное недокормленное существо. Во мне что-то оборвалось. Всё то милое и радостное, всё то детское чувство сказочной надежды на счастье и всеобщую любовь, среди этого зелёного природного рая, куда-то вмиг исчезло. Передо мною открывалась бездна сурового и безжалостного РЕАЛЬНОГО бытия. В глазах темнело. Пусть дико, но я уже отчетливо видел себя со стороны, смешного, задушенного, под вишней, плачущую мать и радостные возбужденные лица родственничков... Последняя мысль и надежда яркой молнией ударила мне в голову. Я остервенело дёрнулся.
Не знаю чем бы закончилось всё иначе, поступи я иначе, но тогда я не захотел умирать в детской игре. Ненависть и злоба, к этим людям, весело взирающим на мою боль, переполнила меня. Я дернулся из последних сил. Я стал бешено дёргать ногами, искать хоть какую-нибудь опору, так как иного шанса и способа встать, у меня просто не оставалось. В какой то момент мой враг даже удивился, что во мне ещё остались силы на этот поиск, и ещё больше сдавил локти.
Как вдруг.
Неожиданно, чуть влево, под пяткой, я почувствовал упор. Это был какой-то случайный корешок, который оказался торчащим из земли прямо у меня под ногой. Такой маленький. Такой хрупкий, ненадёжный и такой желанный!
Я спокойно понял, что это и всё что мне было нужно. Злобы и отчаяния, обиды и свирепости, во мне уже не было. Как может быть только наверно перед самой смертью. Ставки были велики. Я не хотел мириться. Дело в не в кормёжке, папа. Дело в точке опоры. Моя ненависть к зрителям и любовь и ужас матери, наполнили меня бешеной праведной силой.
Это был выбор. Они, со своей социальной пошлостью довольных и сытых спекулянтов или я с мамой и нашей сказкой, решалось для меня именно в ту минуту. И решалось навсегда.
Вот она точка опоры! Я взревел и упершись ногой в найденный корешок с чудовищной силой, просто перевернул Сашка и. оказался сверху. Он был ошеломлён. Он не мог понять, как так получилось. Откуда получился этот страшный рычаг. Но было поздно. Теперь я душил его. Во мне проснулось что-то архаичное и звериное, теперь я каким то невероятным, спонтанно придуманным захватом, намертво прижал врага к земле. И душил, душил, душил.
- Ладно, ладно, хватит вам, - кричит бабушка.
- Всё, успокойся, - рявкает мой отец.
Ага! Щас! Почему это? Почему я должен успокаиваться? - думал я. Почему я должен успокаиваться именно тогда, когда я теперь побеждаю? Почему вы не успокаивали своего Сашика, когда он меня душил? Нет, поединок продолжается, трусы!
Страшное чувство смертельной несправедливости и мерзости захватило меня. Но. Как взбесившуюся собачонку, меня уже оттаскивали, хотя я рвался в бой против всего мира, который был мне непонятен и враждебен. Мать, видя моё полузвериное состояние, забеспокоилась. Она видела меня таким впервые. Все остальные, исключительно все, сестра, отец, родня Сашка, весело и возмущенно гоготали. Они так и не поняли, что в тот день мы могли просто убить друг друга, в нашей скрытной ненависти, прорвавшейся в детской игре.
Иногда мне кажется, что я до сих пор борюсь. Силы неравны. Но меня спасает только одно - точка опоры. Это та борьба, которая была, есть и будет лейтмотивом многих поколений, вступающих в борьбу за будущее, и культуру против хитрых и коварных жлобов.
Будучи романтичным чувствительным ребёнком, воспитанным на книжках о пионерах- героях и кино про партизан, я конечно же не мог понять, многого из того что происходит вокруг во взрослой жизни. И меня, некоторые мерзкие черты людей позднего СССР, ввергали сначала в удивление, а потом в уныние и тоску. Фальшь уходящей советской эпохи я стал чувствовать ещё детским подсознанием задолго до того, как мог сознавать, в чём она.
Тем легче мне было воспринять и подстроится к фальши и лжи уже нынешнего времени, коммерческого, с психопатией двойной морали ростовщиков, возведённой в культурную норму. Нет-нет, я конечно пытался встроиться в этот меняющийся спекулятивный мир, как мог, но что из этого выходило!? А главное к каким выводам я приходил, обобщая свой опыт?
ПОДБИРАЮСЬ К ТЕМЕ
Известно, что в системах военного и промышленного производства есть такое понятие, как технологии двойного назначения. Это когда одно и то же изобретение, технология и пр. могут быть в равной степени использованы как в военных целях, так и в мирных. Расхожий пример - атомная энергия. Даже при помощи микроскопа, можно как изучать клетки, а можно и проломить череп. Целевое использование чего угодно диктуется задачами и общим уровнем культуры «здесь и сейчас». Нет ничего, что не может быть использовано как минимум - двояко. Гераклитовская лира и лук - хороший поэтический образ отражающий диалектику формы и содержания процесса, под названием жизнь и её реальные потребности.
Отсюда возникает дилемма определения субъекта объекта процесса и системы координат, кроме, разумеется, уже упомянутых проблем с определениями. В интересах кого, и чего мы ищем ответ пользы и вреда философии.
Польза и вред философии определяется способностью этой философии быть полезной всему человеческому роду, а не отдельным учёным, кастам или политикам. Но возможно ли это? Иллюзия искусственного разума, машины как консенсуса мировой регуляции, совершенно идеалистичны, так как машина всегда живёт только теми конечными (пусть и миллион раз интеллектуальными!) алгоритмами справедливости, которые в неё закладывают люди. А люди это... ***
Сегодня правы все, от умеренных и квазилибералов, до новых большевиков и масонов: в таком своём виде, современный человек не нужен. Никакому будущему. Монтень прав, называя человека самым беспомощным существом, с большим самомнением.
И вот, национальные государства, или то что от них осталось, едут в глобальной маршрутке, и театрально ссорятся под гудение финансовых серверов. Они ещё могут надеяться на льготы, кредиты и режимы приближённости к метрополиям, но их удел предопределён.
Некоторое время выживать можно. А если прикрыться гуманистической демагогией, политесами и финансами, собственностью, спецслужбами, приватизированными админсистемами и судами, частными армиями, тотальной сетью СМИ и инфернальными мифами, а самое главное знаниями и технологиями «не для общего пользования», определённой части человечества, для выживания, меняться совершенно не обязательно. Как и сто, и двести лет назад, культура общества для них, это всего лишь прогнозируемая и регулируемая среда обитания.
Честный взгляд улавливает в современной структуре мирового управления, воистину парафраз родового полуфеодального строя, но в условиях ХХ1 века, где вместо феода - отрасль, вместо колонии - сфера общественного воспроизводства и управления. А вместо мировой религии - мировые общечеловеческие ценности, задекларированные наднациональными институтами и обязательные к использованию в личных убеждениях.
Иначе изоляция. Сомнение - бан.
А вместо монархов - председатели элитных финансовых клубов, где, в отличии от потешных парламентов, президентов и кабинетов министров, реально решается кому платить за проезд, в этой маршрутке, а кому медленно угасать в гражданской междоусобице, национальных рознях, наркотическом угаре.
В этой инфраструктурной драме низов, когда население бывших советских республик только снижается, а городская теснота на фоне запустения сёл и деревень, сжимает социум в один самоистребляющийся муравейник, кто из нас добровольно не станет счастливым инвалидом, не знающим правды? Можно ли сойти с этого маршрута?
[продолжение]